ЛИЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

ИСТОРИЯ

Тик-так
Сизоватые клубы дыма вились в воздухе, отбрасывая лёгкую тень под светом высоток, освещавшим комнату в небольшом отеле на окраине Нового Орлеана. В тишине номера слышалось размеренное тиканье часов, отбивая набат.
На белоснежных простынях лежала пепельница, в которую, лениво и не спеша, стряхивали пепел тонкие пальцы обнаженной девушки. Поодаль, в кресле, силуэт мужчины устало склонился над столиком, словно что-то тщательно записывая, старясь увидеть хоть что-то в плотном сумраке. Тишина всколыхнулась низким, хрипловатым голосом, нехотя впуская слова незнакомки.
Моя история берет начало в 1927 году.
Пожалуй, первое мое воспоминание, связанное с детством – это тот холод, который пронизывал всё мое нутро ночами. У нашего детдома не было богатых покровителей и существовали мы «на добром слове». Деревянные паллеты, которые заменяли нам кровати, оставляя занозы при каждом неловком движении; матрасы, что жертвовали сердобольные жительницы соседних домов; игрушки, что когда-то были простым хламом с городских помоек; похлебка, которая была сварена из всего съестного, что попадалось под руку да щедро заправленная перцем, чтобы хоть как-то перебить тот отвратительный вкус, что въедался в рецепторы; вещи, порой на насколько размеров больше, и неизменно босые ноги – то, что запомнилось мне больше всего. Я ненавидела своё существование.
Меня нашли на пороге приюта, завернутую в холщевину на манер пелёнок. Со мной не было ни одной вещи, которая могла бы подсказать, к чьей семье я принадлежу. Лишь маленький кулон из серебра, что был обмотан вокруг моего запястья.
Наша управительница назвала меня Женевьев – чем руководствовалась эта женщина, до сих пор остается для меня загадкой – назвать французским именем в Англии было поменьше мере странно.
Помимо меня, в детдоме было девять воспитанников. От чего-то, остальные дети невзлюбили меня – наверно их пугал мой тяжёлый взгляд из-под волос, что извечно закрывали моё лицо. Я всегда была одна, и ярких красок в мою жизнь это не привносило. Я была маленьким изгоем, такая одинокая и несчастная в своём горе. Но разве можно назвать горем, что я была никому не нужна? – навряд ли, нас было десять человек, связанных, как казалось, этой нитью на всю жизнь.
Мне было 12, когда война постучала в двери Европы. Буквально за пару дней, мы остались без крова и предоставленные сами себе. Не трудно догадаться, что под словом «мы» я подразумеваю лишь себя – даже потрясение не заставило остальных ребят проникнуться теплом к моей персоне. Впрочем, мне быстро нашлось занятие – дети были главной рабочей силой на заводах оборонной промышленности, и там меня приняли с распростертыми объятиями. Я мало видела различий с жизнью в приюте – так же мало еды, так же мало сна. На те пару часов забытья, что приходило со смыканием век, я грезила о том, что где-то меня ждет моя семья и я кому-то нужна. Но чьи-то руки каждый раз выдергивал меня из моих рваных снов, объявляя о наступлении следующей смены, проталкивая все эти пустые мечты ещё глубже в подсознание. Дождь сквозь дырявую крышу, гильзы, пустые и полные ящики, письма с фронта и чьи-то слезы. День за днем. Ночь за ночью. День сурка. Долгих 6 лет.
Но всему приходит конец. Война кончилась, и я вновь оказалась там же, где была – у истоков, одна, на улице. Мне шел 18 год.
К этому моменту я решила для себя, что мне пора повзрослеть – запихнуть все свои мечты в «дальний ящик» и действовать, не полагаясь на случай, изменить свою жизнь. В Англии меня ничего не держало, и я решила сбежать – от себя, от тесной и чопорной Европы. Другая страна казалось мне кладезем новых возможностей. Так я и оказалась на корабле, плывущем в прекрасную и загадочную страну – Америку. Проблем с этим не было, к тому моменту я уже прекратилась в хорошенькую девушку, и затесаться медсестрой на корабль, возвращавшийся с победой, не составило особых проблем. А дальше.. дальше был Новый Орлеан.
Меня сразу привлек этот город, своей архитектурой и духом, своими узкими улочками и безмятежностью. Работала везде, где предлагали работу – официанткой, уборщицей, няней. Я с жадностью впитывала поведение дам из высших слоев, с которыми удавалось встретиться на работе – их стать, чувство достоинства, витиеватую речь. Я хотела стать похожей на них – на тех, кто родился в нужный час и в нужном месте, на тех, кто был нужен своей семье. У меня получалось топорно, неумело, но я старалась. И, как я уже сейчас понимаю, не напрасно.
Я не могу рассказать в подробностях, как это случилось – просто не помню. Мне дали работу домработницы в одной из обеспеченных семей, и я была на седьмом небе от счастья. Питание, проживание и достойная оплата затмили мой разум, просто помешав мне видеть суть. Мне было лет 20, я была не замужем, и не дурна собой, что давало многим мужчинам повод думать, что дама беззащитна и доступна. Да я и сама так думала. Я работала там меньше месяца, прежде чем хозяйский сын решил навестить меня.
Девид. Воспоминания о нём по сей день заставляют меня вздрагивать. Он был хорош собой, и каждая прислужная девка ждала его визита, как ману. Я же была достаточно равнодушна к его двусмысленным намекам. Не знаю, когда он решил взять то, чего хотел, силой – в первый день, или через неделю? – да впрочем, это не важно, это не относится к самой истории.
Как сейчас, передо мной стоит картина той маленькой и душной комнаты. Тихий скрип двери, поворот ключа в замочной скважине, отрезающий путь к отступлению. Звук брюк, упавших на пол, мои тихие и слабые возражения, мольбы. Он не особо церемонился – ведь его, самого Девида Ховарда, не возжелала безродная простолюдинка! Я помню запах подушки, в которую он вжал мое лицо; ощущение лёгкой материи, скользящей по моей спине, лишающее последней защиты мою честь; грубые руки, ставящие меня на колени, в которые впиваются пружины от матраса; резкая боль и мой вскрик, утонувший в утиных перьях; жесткие толчки, унижение и.. нарастающие наслаждение. Мне было противно от самой себя - я стонала, отзывалась на его грубые фрикции, не понимая, как можно становится такой потаскухой, не в силах сопротивляться позыву. Меня насиловали, а мне – нравилось. Он ушел вскоре, не удостоив меня и словом, а я осталась одна, наедине с огнем, что загорелся во мне и моем чреве. Именно та ночь стала первой отправной точкой к моему пробуждению.
На утро я не подала вида о произошедшем. Я чувствовала себя прекрасно, никаких самобичеваний и ненависти к себе – желание, что зародилось во мне, так же теплилось, не отпуская ни на миг. Я чувствовала себя могущественной, желанной и целостной – впервые за все годы своей жизни.
Он еще не раз посещал меня, но уже не как загнанную овечку, а как женщину, познавшую себя. Нет, это не рассказ о первой любви – он был лишь объектом моих желаний, моей похотью, моей.. первой жертвой.
Прошла не один месяц, прежде чем он решил поцеловать меня. Ха-ха. Поцелуй, комично, не находишь? Секс не давал того, что смог дать один лишь поцелуй. Имея меня, он властвовал телом, не касаясь губ. И вот один порыв стоил ему жизни.
Я помню ту эйфорию, то ощущение энергии.. Это было ярче любых эмоций, когда-либо испытанных мною. Словно рухнувшая стена, отворившая двери к неисчерпаемому колодцу внутренней силы, спящей во мне. Душа. Её вкус не передать словами.
Труп Девида остался в моей комнате – ведь ничего лучше я придумать просто не смогла, кроме как сбежать. Я была напугана, расстроена и.. наверное, в тоже время, абсолютно равнодушна. Это примерно те же чувства, что испытывают люди, убивая корову, и готовя из неё стейк. Страх вызывало произошедшее, но никак не его смерть. Кто я, что я? – на эти вопросы я просто больше не знала ответа.
Долгие месяцы скитаний по библиотекам и оккультным местам – Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, Хьюстон, Филадельфия – где я только не была, чтобы ответить на свои вопросы. Пока я не нашла Джоан. Она была старейшим суккубом на территории Америки, именно она стала моим путеводителем в мире сверхъестественного. Она обучила меня и взяла под свое крыло, рассказала о том, что я такое. Тебе, наверное, интересно? Так вот, я не совсем демон, скорее.. у ангельской братии подобных мне, называют нефилимами. Отец – человек, мать – демон. Благодаря принятию и осознаю себя, я наконец узнала свои корни – и всё же оказалась сиротой. Отец погиб, да и он меня уже не сильно интересовал, а мать… Мать в Аду, изгнанная и за 7 печатями.
Впрочем, это всё – лирика. Прошли годы – недолгие по нашим меркам, но для Вас – целая жизнь.
Я стала умнее, сильнее и наконец – принадлежу сама себе, полностью и без остатка. Я стала другой – эгоистичной, меркантильной, самовлюбленной. Мне плавать на всех, кроме себя самой – больше я не забитая сиротка, ищущая любви. Теперь я дарю похоть и желание сама, а любовь – это слабость, для вас, смертных. Хотя.. Да, тут я не была откровенна.. Где-то в глубине души, наверное, мне всё ещё хочется любви, той, о которой я мечтала почти столетие назад. Но это где-то очень далеко, внутри меня.. И с этим демоном я всё еще борюсь.
Ты, наверное, спросишь – как я живу? Где, в конце концов беру деньги – не официанткой же мне, работать, в самом деле? Отвечу - манипуляции людским родом. Вы слишком слабы, получить от вас желаемое не составит труда, будь то деньги или ваша душа. Главное, быть внимательной. И осторожной.
Тихий вздох.
Кстати, об осторожности.
Девушка соскользнула с кровати, подбирая с пола мятое платье. Подойдя к небольшому туалетному столику, послышался лёгкий щелчок включаемой лампы. Свет озарил пространство.
Поправив макияж и проведя рукой по волосам, Женевьев посмотрела через плечо. Стеклянный взгляд обнажённого мужчины прожигал окно, а на его губах застыла улыбка.
Бедные, бедные люди. И почему вы всегда лезете туда, где вам не рады?
Проходя мимо столика, девушка на мгновение остановилась. Рука исчезла в кармане пиджака, небрежно брошенного на спинку стула, и появилась с бумажником. Приоткрыв его, Джен ловко выудила купюры, на секунду задержав взгляд на визитке, заботливо вложенной в прозрачный кармашек, по соседству с фотографией женщины с ребенком на руках.
«Девид Рейм. Журналист. New Orleans. Times Picayune.»
Какая ирония. Девид. Ах, если бы ты знал мою историю немного раньше..
Опрокинув бокал недопитого виски, Женевьев улыбнулась, и тихонько мурлыкая мотив «The House of the Rising Sun», исчезла за дверью номера.
И лишь в звенящей пустоте слышалось:
Тик-так

ОСОБЕННОСТИ РАСЫ
И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет отдыхать ночное привидение и находить себе покой. (Исаия 34:14)

- Питается душой по средствам поцелуя
Стоит отметить, что душу суккуб может забрать не у всех представителей мира. Так, в сверхъестественном мире, суккуб не способен: забрать душу ангела или нефилима; забрать душу у демона (только при договоре дарения забрать одну из душ, что находится в собственности, т.к. у демонов своей души нет). У всех остальных представителей потустороннего мира суккуб способен забрать душу, при наличии оной, оставив существо в живых, но лишенным наполнения.(Важно! Побочные эффекты отсутствия души: безразличие; слабовыраженное проявление и ощущение эмоций; стирается грань добро/зло). При изъятии души у смертного, оболочка (тело) так же погибает. Изъятие души является личным желанием суккуба, и может не производится при осуществлении поцелуя. Так же возможно неполное поглощение души, а лишь энергии - это полностью не насытит суккуба, но позволит сохранить существу/человеку душу за собой, и восстановить её со временем. При неполном поглощении души восстановление 1/10 части занимает порядка 3 лет.
- Гипноз и эмпатия
Суккуб имеет способности к небольшому гипнозу: быть желанной в глазах жертвы, менять восприятие цели на наваждение (необъяснимая тяга и желание). Эмпатия так же слабо выражена - небольшое влияние на настроение, а так же ощущение эмоционального состояния. Смертный неспособен сопротивляться чарам, в то время как представители потустороннего мира слабо подвержены чарам, но начинают испытывать некую симпатию. Ангелы и нефилимы имеют иммунитет.
- Регенерация
Суккуб способен ускорить собственную регенерацию при поглощении энергии. Мгновенного исцеления не происходит, но все увечья восстанавливаются намного быстрее простого смертного. Рана, в зависимости от её силы и глубины, способна полностью регенерировать от 1 часа до 6 часов. На восстановление раны может понадобится от 1/10 души до целой, в зависимости от тяжести. Конечность может отрасти в течении 2-3 суток, при полном поглощении души 5 существ.
- Реакция и выносливость
Реакция суккуба намного выше простого смертного (например, может спокойно увернуться от летящего предмета или поймать падающий бокал), выносливость позволяет не чувствовать усталости при физической нагрузке. Под реакцией не учитывается скорость и сила.
- Бессмертие
Суккуб способен умереть от любого насильственного вмешательства - нож, пули, удушение и т.т. Во всех иных случаях, при должном питании (минимум 1 душа в год, возможно частичное поглощение) суккуб способен жить вечно.

ПЛАНЫ НА ИГРУ
Ищу компанию, готова участвовать в сюжетных квестах. За любой кипишь, кроме голодовки. А голод для суккуба, как известно, опасен для окружающих.

ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ
vk.com/valeria_smile